<<   Веселова И. С. О зависимости функции текста от формы его бытовния

Формы бытования современного городского повествовательного фольклора могут быть настолько разнообразными и непривычными, что в результате эффекта обыденности некоторые тексты превращаются в невидимок. Чутье фольклориста в отношении несказочной прозы настроено на демонологических персонажей, известные ситуации и приемы рассказывания. Тем не менее современная фольклорная проза может бытовать, во-первых, не в устном, а в письменном (причем многотиражном) виде, во-вторых, его трансляторы могут представляться авторами (пренебрегая таким основополагающим фольклорным качеством как анонимность), в-третьих, будучи текстами «разовыми» иметь «разовых» персонажей и совсем обходиться без героев. Расшатывая все и всяческие границы определений и жанров, фольклор продолжает существовать, порождая новые формы, сюжеты, персонажей, но выполняя свои прежние функции — этикетную, дидактическую, идентификационную и др..

В своей работе я обращаюсь к текстам, публикуемым в так называемой «желтой» прессе — газетах, главный принцип которых «все жанры хороши, кроме скучного». Такие издания в наименьшей степени имеют отношение к политической, экономической и др. официальной злободневности, также они не предназначены для узкой профессиональной аудитории. Цель этих газет заинтересовать любого вне зависимости от его имущественного или образовательного ценза, заинтриговать, удовлетворить любопытство. Насколько им удается привлечь и удержать аудиторию — дело профессиональных журналистских навыков и интуиции. Основное сходство подобных газет и повествовательного фольклора — неофициальность информации, удовлетворяющей непосредственный интерес потребителей. В работе я анализирую содержания и структуру повествования в публикациях газет «Оракул» (О), «Тайная власть» (ТВ), «Клюква» (К), «Комсомольская правда» (КП), «Скандалы» (С), «Новая страшная газета» (НСГ), «Петербург-экспресс» (НСГ). Цель моего анализа — выявление функциональных особенностей газетных заметок с традиционными (или похожими на традиционные) сюжетами быличек.

В отличие от устных рассказов, включенных в поток живой речи, газетные статьи имеют отчетливо обозначенные начало и конец повествования. Это не столько словесные формулы, как, например, начало и концовка сказки, а визуальные знаки — кегль шрифта, заманчивая картинка, текст в рамке и т.д. Эти знаки предваряют само повествование, служат своего рода имитацией диалога с читателем. Взглянув на них, читатель вправе перелистнуть страницу, отложить чтение, или, заинтересовавшись, продолжить поглощение информации.

Устные фольклорные тексты не имеют названий, чаще всего они обозначаются post factum при издании описательно: «про...», «о...». Заголовок газетной статьи — своего рода «вещь в себе». Называние текста и повествование становятся двумя паралелльными рядами, имеющими каждый свою структуру. Газетная страница представляет иерархию названий, различающихся по величине шрифтового кегля: мелкое постраничное воспроизведение логотипа газеты, номера ее выпуска, название рубрики, на которое не всегда обращает внимание читатель, но которое служит гарантом того, что тексты определенного содержания имеют свое место в газете, несет на себе печать отношения к публикуемому тексту редакции — «Привет с того света!», «Грани непознанного», «Жизнь и мистика», «Темная комната».

Как и в устном несказочном фольклоре, газетный текст «о необъяснимом» имеет код достоверности. Помимо места, времени произошедшего события, указываются имена и фамилии свидетелей. Достоверность подтверждает и мнение эксперта — тут будет обозначены не только фамилия и имя, но и должность, место работы, все возможные и невозможные звания («Ученый-ядерщик доктор Иосиф Зоненко, по данным еженедельника «Уорл ньюс» был одним из первых экспертов, командированных в Чернобыль после трагедии» (С, № 8, 2), «моложавый медик-генерал и два армейский подполковника со змеями на петлицах» (О, 11.96, 11), и апофеоз мнений экспертов статья «Чудо окаменевшей Зои» (КП, 12.09.97, 6) — «первый секретарь Куйбышевского обкома КПСС товарищ Ефремов», «Михаил Егорович Баканов, старший уполномоченный КГБ», «староста Вознесенского собора Андрей Андреевич Савин» и др.). Текст почти всегда сопровождается фотографией места происшествия, героя, персонажа или их атрибутов. Это может быть «портрет» вампира или мутанта, снимок мистического места, оживающей скульптуры, могилы или загадочного предмета. Событие текста из сугубо словесного становиться зримым, входит в реальность, близкую читателю, приобретает правдоподобность. Однако, газеты, не сильно дорожащие своей репутацией надежного источника информации, могут позволить себе реплики в рамочках — «Сколько в этом правды?» или «Фотография или компьютерный монтаж?», вступая с читателем в игру, подавая повод не верить напечатанному.

Анализируемые мной в этой статье заметки входят в состав рубрик «Парад парадоксов», «А еще был случай...», «Новости астрала», «Курьер «Оракула»» и печатаются в качестве сообщения «наших корреспондентов» или редакционной почты. Оставляя в стороне тот факт, что и то и другое частенько пишет пара штатных сотрудников, они же сочиняют и более пространные повествования, замечу, что эти тексты вполне анонимны, поскольку могут вообще не подписываться.

Поскольку часть текстов представляет собой публикацию «редакционной почты», то их можно отнести к так называемым «разовым», или меморатам, в которых от 1-го лица информанты повествуют о «необъяснимых и необъясненных пока явлениях природы, проявлениях потусторонних сил, случаях вмешательства в нашу повседневную жизнь существ из параллельных или отдаленных космических миров». Эти тексты по форме и содержанию более остальных публикуемых в газетах похожи на фольклорные. Их названия или соответствует событию текста — «Дочку будто подменили», «Свеча парила над столом» (ТВ, 8.95, 2), или содержат правило, подтверждением которого служит текст — «Доверяйте вещим снам» (ТВ, 8.95, 2). Вторая часть анализируемых заметок — рассказы от 3-его лица. Они более фабулизированы, что отражено в интригующих названиях типа «Одичавший мутант: живая жертва Чернобыля» (С, 8.94, 2), «Пятна крови проступили на стене» (ПЭ, 1.97, 13), «Вампир закусал себя до смерти» (О, 5.97, 2). Установка на сенсацию (главным свойством сенсации можно считать удивление за счет придания привычной информации совершенно невероятных качеств), развлечение отодвигает в них на второй план информационную функцию текста.

Небольшие по объему заметки укладываются в один «ход» по терминологии Проппа, т.е. содержат одно событие. В подобных рассказах (переведем personal experience story как «случай из жизни») американские нарратологи выделили основные блоки — ориентация (место, время, участники), осложнение (событие), оценка, разрешение осложнения, код (возвращение к времени рассказывания) (Labov, Waletzky, 1967). Совмещая в своем анализе определение события текста как «перемещения персонажа через границу семантического поля» (Лотман, 1970, 282) и структуру Лабова-Валетски, мы прежде всего укажем на пространственную организацию этих текстов, а потом выявим их событие.

В анализируемых мною текстах действие на первый взгляд разворачивается в самых что ни на есть привычных обстоятельствах — «дача общего знакомого» (ТВ, 8.95, 2), «темные улицы» некоего городка в красноярском крае (ТВ, 8.95, 2), «коммунальная квартира в доме 9Б по улице Стахановцев» (ПЭ, 1. 97, 13), дорога «с поселка ГРЭС, которую местные жители называют «нижней»» (НСГ, № 10, 7). Исключение составляет текст «Кем питаются подземные чудовища?» (К, 1.96, 7), в котором действие рассказа читательницы происходит в неких «кяризах(?), построенных в незапамятные времена подземных сооружениях для сбора грунтовых вод». В этом тексте мир сразу, как в традиционных быличках, делится на свой — обыденный, и чужой — чудовищный.

В деревне каждый житель с детства знает, как общаться с «хозяином и хозяйкой» двора, леса, реки и т.д. и сосуществовать с ними. Правила, обряды, рассказы, регулирующие взаимоотношения двух миров входят в необходимый для жизни минимум знаний.

Современный горожанин, переживая, а вернее, сопереживая встречу с мистическим в газетной статейке, справляется посредством доступного логического объяснения. В тексте «Водитель-призрак на ночной дороге» имеется послесловие авторессы к рассказу «человека весьма авторитетного, с университетским образованием»: «Дорога, на которой повстречался запоздалому путнику автомобиль-призрак, тянется в 200-300 метрах от озера Кенон. По обеим сторонам дороги на большом протяжении проходят трубы теплотрассы, в которых под огромным давлением несется раскаленный водяной пар. Тут же рядом гудящие линии электропередачи, радиостанция сверхдальней связи, объекты новых и развалины старых очистительных сооружений, болото и дельта речушки Ивановки, впадающей в Кенон. Нетрудно догадаться, что «нижняя» дорога является геопатогенной зоной. Может быть, вся эта лавина полей и энергий стала настолько мощной, что пробила тоннель в другой мир»(НСГ. № 10, 7).

Квазинаучные объяснения происшествия, как и мнения экспертов, вписывают таинственное в картину мира современного человека. Еще в 1927 г. Стартен отмечал в Одессе хождение толков про столкновение Земли с Марсом и про лютую стужу, которая заморозит все, причем добавляет, что слухи эти ходили зимой 1924 г. не только среди базарных торговок, но и в интеллигентной среде, где к слухам прибавляли квазинаучные объяснения. В статье «Пятна крови проступили на стене» обычная квартира, ставшая ареной невероятных происшествий, также была обследована учеными: «Выявили несколько энергетически неблагополучных мест, но дать объяснение так и не смогли» (ПЭ. 1.97, 13). В деревенском фольклоре вся «мистика» — дело демонологических персонажей, в христианском мироздании — божественное провидение или проделки нечистого, в современном позитивистском пронаучном мышлении — проявление некоей положительной или отрицательной энергии. «Энергетически неблагополучным» может стать любое место, до происшествия не вызывавшие никаких подозрений. Пространство модифицируется, выворачивается наизнанку, появляются тоннели в иной мир, из темноты возникают «светящиеся предметы» и т.д. Все эти превращения пространства явно испытывают влияние компьютерной графики, визуальной метафорой их может стать известный эпизод из «Терминатора-2», где очередная ипостась врага рода человеческого вырастает из безобидно ровного пола в шахматную клетку. Таким образом, граница подпространств, необходимая для свершения события в тексте пролегает не в линейной перспективе, а в обращенной, построенной на оппозиции внутри/снаружи.

Персонажи анализируемых рассказов четко делятся на две группы «люди» — «нелюди»: например, рассказчик/водитель-призрак; старушки-соседки/ «кто-то невидимый»; эксперт/мутант; рассказчица, дочь/ «человекоподобные существа в блестящих костюмах»; геолог/ «человекообразное существо выше его на несколько голов с выпученными глазами, покрытое густой темной шерстью».

В двух заметках потусторонний мир прорывается в нашу повседневность, не утруждая себя переоблачением в антропоморфную форму. В сюжете «Вещим снам надо доверять» жена «всю ночь во сне пыталась успокоить двух младенцев, но это никак не удавалось. Тогда она уложила обоих в холодильник, и только там они замолчали. «Так что сегодня, — заключила свой рассказ жена, — нас ждут две неприятности»». Правильно истолковав сообщение, она ведет себя в соответствии с ним, муж отказывается менять планы и получает за то наглядный урок: «вмятина на крыше машины осталась до сих пор, как и убежденность, что «вещим снам надо доверять»» (ТВ, 8. 95, 2). В другом тексте «Свеча парила над столом» рассказчик с приятелями наблюдают странное воспарение свечи над столом во время грозы, но сами, без потусторонней помощи, переводят его в разряд объяснимых: «...в «чуде» виновато броуновское движение молекул...обычно молекулы движутся хаотично, но если в какой-то момент направление их движения совпадет, то предмет может воспарить...Одно я теперь усвоил твердо: в природе нет невозможных событий, есть только маловероятные» (ТВ. 8. 95, 2).

Девушка, которую похитили человекоподобные существа в блестящих костюмах», получила информацию против воли: «На голову надели обруч с кнопками, проводами и антеннами. Потом одна из женщин включила экран округлой формы, там показались какие-то знаки, цифры и иероглифы. Она что-то быстро проговорила, и другая женщина сказала моей дочери внутренним, неземным голосом: «Ты должна была родиться в очень жаркой стране под названием Индия. Ты должна попасть туда в любом случае»»(там же).

Выводы, к которым приходят рассказчики, а также «мнения экспертов» или риторические вопросы, типа «С кем довелось встретиться ему под землей?», «К сожалению, не удалось проследить историю таинственной квартиры — кто жил там раньше, когда и какой смертью умер?», показывают, что результатом действия (а именно пересечения — вольного или невольного — границы мира привычного) является приобретение знаний (опыта) о существовании мира потустороннего, или по крайней «маловероятного» в природе. Рассказчики-персонажи, а также читатели становятся активными или пассивными получателями информации.

Сама информация может восприниматься как положительный результат (рассказ о вещем сне) или как отрицательный («С того дня дочь как будто подменили. Она ходит как тень, тихая и задумчивая. На глазах часто видны слезы, но не плачет» (ТВ, 8.95, 2); «Жильцы квартиры очень не любят вспоминать о том сентябрьском дне, а ученые только разводят руками» (ПЭ, 1.97, 13).

Столкновение двух миров в некоей «энергетически неблагоприятной» точке и получение человеком информации о существовании «потустороннего» и есть сюжет всех анализируемых рассказов. Квазинаучные истолкования — самый популярный и доступный современному человеку способ переживания этого столкновения. «Желтая» пресса использует как наиболее продуктивные матрицы рассказывания представление о проявлениях отрицательной и положительной энергии в обыденном мире, о человеке как получателе пассивной информации. Давая способ истолкования информации, публикации желтой прессы не показывают модели поведения, а следовательно исключают дидактическую функцию из целей повествования. Получение информации как сюжет и информация как цель в результате наложения трансформируют текст в развлекательный по преимуществу, чему способствует и отсутствие дидактики. Таким образом во многом похожие на традиционные былички современные газетные заметки «о необъяснимом» существенно отличаются от них функционально.

 

Лотман, 1970 — Лотман Ю. М. Структура художественного текста, Т I., 1970;

Labov, Waletzky, 1967 — Labov W., Waletzky J. Narrativ Analyses: Oral Versions of Personal Experience // Essays on the Verbal & Visual Arts: Proceeding of the American Ethnological Society. June, 1967. Seatlle — London. C. 32 — 39.