<< Лобанов М. А. Колокола в русском свадебном обрядеЗвучание колокола, создающее у современного человека особую настройку на важность события, вносило свою ноту и в традиционный свадебный обряд. Точнее сказать, не одну, а несколько нот. Каждая из них имела свой смысл и рождала сообразный этому смыслу эмоциональный отклик у тех, кому приходилось быть участником или свидетелем события. Об этих нотах я буду говорить не по порядку хода свадебного чина, а идя от более известного к менее известному. Колокольный звон выполнял не только литургическую функцию, как например удар в колокол после происходящего в алтаре троекратного призывания Святого Духа — перед славословием «Достойно есть, яко во истину блажити тя, Богородицу…». Так, по заказу прихожан он включался в похоронный церковный обряд и в церковное венчание. Существовали звоны «встречные», «проездные», когда выказывался почет особо важным лицам. Из распорядка колокольного звона при церковном венчании сохранились сведения только о звоне по окончании этой процедуры, сопровождавшим выход свадебников из храма. Звон этот так и назывался разгонным. По сообщению С. В. Смоленского, церковный сторож Покровской церкви в Казани, учивший его звонарскому делу, выделял разнообразные виды разгонного звона: опять и разгонный в свою линию веди: после царского (т.е. молебна) — в одну, после богатой купецкой свадьбы — в другую, а после дворянской знатной — в третью«[1]. Описывая последовательность этого достаточно развернутого произведения колокольной музыки, С. В. Смоленский отмечал: «Звон начинается длинным ходом от малых колокольцев, к которым через каждые два такта прибавляется по одному, образуя вместе могучее crescendo, кончающееся полным ff при ударе в „набольший“. Здесь,- перерыв огромной паузой, и сразу же затем длинное ff всей второй части. Какая жизнерадостная бодрость, какая торжественность! Звон этот обыкновенно оканчивается бойким заключением», которое в приблизительной записи нотами и дает автор брошюры [2]. Там же отмечается, что данный звон идет в темпе Allegro mo1tо, то есть очень быстро. Записи свадебного обряда, сделанные от крестьян, позднее колхозников, не содержат никаких описаний о колокольных звонах, сопровождавших церковное венчание, хотя многие детали этого венчания в памяти информаторов сохранились ( как вставали на коврик в храме, как хранили венчальные свечи, как в церковной сторожке заплетали волосы новобрачной на две косы и т. п.). Имею в виду не только экспедиционные материалы, добытые в советские годы, когда на церковную обрядность были гонения, но также и дореволюционные описания из «Великорусса» П.В/ Шейна и других источников. Видимо, для небогатой крестьянской публики заказывать звоны было слишком большой роскошью, и церковное венчание обходилось без них. Возможно также, что этнографы и фольклористы, собиравшие сведения о свадьбе, проходили мимо этой подробности, потому что звон, призывающий свадебников к выходу из храма (по определению звонарей), а на деле удостоверяющий свершение важного события в жизни людей, был слишком обычным фактом, который не имело смысла — по понятиям собирателей — фиксировать. А теперь, вот, возникает вопрос о географическом распространении и социальной стратификации этого явления колокольной культуры. Мне также пока не очень понятно, употребляется ли разгонный звон только в завершении венчания, или более широко, если учесть сообщение из всё того же источника о его применении в заключение «царского» (молебна). Последний звон, может быть, есть какой-то частный случай или традиция только одного прихода или епархии, потому что все остальные сведения о «разгонном звоне» связывают его только с обрядом церковного венчания. В праздничную партитуру свадьбы включались также колокольчики на дугах лошадей свадебного поезда. Правда, в ряде местностей в той же функции использовались берестяные или металлические шаркунки. Это свидетельствует о неспецифичности для свадьбы именно дуговых колокольчиков (как особого звучащего инструмента). Дуговые колокольцы или же шаркунки были у тех, кто имел лошадь. Раздобыть их в деревне для свадьбы проблемы, в общем, не составляло. В описаниях свадьбы, полученных от крестьян, колокольчики неизменно упоминаются. Известно также из воспоминаний крестьян, что приходилось даже нанимать владельцев свадебных коней и всего прочего инвентаря, чтобы поезд достойным образом привез молодых к венцу. Впрочем, сфера применения дуговых колокольцев или шаркунков была очень широкой: ямщицкий промысел, какие-то другие дальние переезды. Поэтому считать их специфическим звучащим признаком свадьбы приходится менее всего. Менее известен колокольный звон как звуковой атрибут сиротской свадьбы. То, что такой обычай существовал, осталось в песне «Ты река ли моя, речень-ка». В этой песне невеста просит брата или сестру:
Я наугад взял «Собрание песен П. В. Киреевского» и «Традиционные обряды и обрядовый фольклор Поволжья», составленный Г. Г. Шаповаловой и нашел там более десятка вариантов этой свадебной песни. В варианте с. Ильинского Московской губ. невеста просит брата взойти на церковную паперть и также троекратно ударить в колокол, чтобы разбудить покойную мать невесты; в Верейском уезде та же песня пелась с просьбой взойти на церковную паперть девушкам и единожды ударить в большой колокол, чтобы разбудить обоих покойных родителей; в записи П. И. Якушкина из Калужской губ. было также обращение к подружкам о трехкратном ударе в колокол, но не с паперти, а с колокольни («Вы падите на колоколенку…»). Иные оттенки имеет та же просьба невесты-сироты в верхневолжских вариантах:
Вот, примерно, круг вариаций, очерчивающий возможных исполнителей этого действия (где-то мелькал еще и «крестный батюшка»), формы колокольного звучания (большой колокол и однократный удар — неизвестно какой колокол и трехкратный удар), места, с которого производится колокольный удар — либо церковная паперть, либо колокольня. Здесь всего интереснее церковная паперть. Дело в том, что для несения сторожевой, охранной службы по предупреждению пожаров с колокольни спускалась веревка, чтобы мог каждый предупредить набатным звучанием о беде. Видимо, обряд вызывания покойного, так явственно связанный с культом предков, не включался в круг, так сказать, церковной компетенции, и потому колокольный удар был, если можно так сказать, гражданским — не с колокольни, а с паперти. Не случайно в одном из цитированных вариантов мать должна была спросить позволения духовника ударить в колокол. С просьбой к покойному родителю посетить ее свадьбу невеста-сирота обращалась в плаче при посещении кладбища накануне свадьбы. Но в некоторых вариантах покойный родитель должен был восстать не по звуку колокола, а от «крика» девушек-подружек. Кричать — то есть голосить, плакать голосом. Не явился ли удар в колокол позднейшей заменой причети, считавшейся церковью недостойной формой выражения чувств и желаний? Понятно, что по своему характеру вызов покойных родителей был траурным звоном. Но похоронный звон, как он описывается в источниках, был совсем не таким, как то поется в песне. Церковный похоронный звон был перезвоном по структуре, то есть в его исполнении участвовали поочередно все колокола, а не только один большой. Похоронный перезвон — и здесь это соответствует разобранной песне — действительно состоял из не связанных в какой-то мотив, мелодию ударов. Но эти удары начинались с самого малого колокольца и постепенно доходили до большого колокола, становясь всё ниже и ниже, словно воплощая погребение. И совершенно редкий случай, встретившийся мне в 1992 г. в Лодейнопольском районе Ленинградской обл. — использование колокольчика (такого же, какие вешали на дуги) в предсвадебном обряде домашнего обручения. Жительница деревни Ефремково А. П. Шульгина (1908 г.р.) сообщала, что этот эпизод свадьбы назывался в их деревне «поручение». Это, как и в других местностях, был прием в доме невесты, на который приглашалась родня с обеих сторон и молодежь со всей деревни. «Поручение» устраивалось примерно часов в 8-9 вечера и длилось часов до двенадцати. Если родня была многочисленная, то приходилось столы расставлялись буквой «П». Когда гости рассядутся за столом и немного угостятся, вставал жених, брал колокол, ударял в него и возглашал: — Поручена Анна Ивановна! Далее шли одобрительные и поздравительные возгласы приглашенных на этот прием, но в колокол больше никто не ударял. В этом однократном ударе жениха в колокол и состояло обрядовое действие «поручения». Как вспоминала А. П. Шульгина, такой колокольчик имелся в каждой семье и назывался «порученный колокол». Его привозил с собой жених для домашнего обручения. Когда ехал свадебный поезд, то этот же колокол вешали на дугу лошади, украсив его лентами. «Порученный колокол — которым поручают, — вспоминала А. П. Шульгина. — На него навязывают ленточек всяких. Вот это значит, что вот тут-то едут жених и невеста». О других употреблениях именно порученного колокола — вне свадебного обряда — Шульгина ничего не сказала. Зная, что во многих местностях России дуговой колокольчик применялся только для свадебного поезда, можно понять, что и в Ефремкове такой колокольчик был специально свадебным, обрядовым атрибутом. Обычай поручения с колокольчиком был известен также в соседней деревне Надпорожье. Если жители Ефремкова были русскими, то в Надпорожье жили вепсы, и вепсскую речь там можно было услышать и в 1992 году. В этой деревне свадебный обряд проходил в несколько ином порядке. Жительница Надпорожья Д. В. Иванова (1913 г.р., вепс) вспоминала, что на ее свадьбе, которая состоялась в 1930 году, сватовство было предварительным, когда в дом к невесте приходил жених с крестным и спрашивал, можно ли приехать и посватать девушку, и, в случае согласия, официальным: в тот же день, часов в 12 ночи вновь приезжал жених. Молодежь уже знала и приходила посмотреть сватовство. После сватовства, проходившего прилюдно, отец брал свадебный колокольчик и звонил, держа его перед собой. Этот небольшой эпизод и назывался в Надпорожье «поручение». Следующий эпизод того же вечера сватовства — «богу моление» (так говорила Д. В. Иванова). Свадебники молились, а молодежь в это время просто сидела по лавкам. После «поручения» и «богу моления» начинались танцы, молодежь плясала кадриль и проч. [3]. Поскольку колокола на Руси появились в XIV в., заменив прежние била для сбора прихожан к службе, то нет оснований считать обычай звонить дома в свадебный колокольчик более ранним, чем время появления колоколов на Руси. Но такой колокольчик мог заменить какой-нибудь более древний предмет, употреблявшийся с той же целью в домашних обрядах. Поэтому данный редкий свадебный обычай требует дальнейшего изучения — и прежде всего в полевой собирательской работе. Примечания
|
|||