…брат да сестра Олёнушка да Ва́нюшка. Алёнушка да: «Ванюшка, пойдём в деревню». Пошли. Вот и, а день-то жарко́й. Идут. Воды-то негде́ нету. Ему пить-то хочетсэ. Шли-шли. «Ой, сестрица Олёнушка, пить хочу, нету негде́ воды. Жарко. Идти ишшэ далёко, и солнышко-та высо́ко». Идут-идут, опять: «Ой, сестрица Олёнушка, пить хочу». — «Потерпи, братец Ванюшка, нету негде́ воды». Потом шли, попало конье копытца. «Сестрица Олёнушка, попью я в этом коньем копытце». — «Не пей, братец Ванюшка, сделаешьсе лошадкой». Не по́пил, пошё ў. Идёт, а всё ровно пить охота. «Ой, пить хочу, сестрица Олёнушка, пить хочу!» — «Потерпи, братец Ванюшка». Опять идут-идут, а попало коровье копытце. «Попью я, сестрица Олёнушка, в этом копытце». — «Не пей, братец Ванюшка, сделаешьсе коровушкой». Он опять не по́пил. Опять идут-идут, а пить охота. «Ой, попью я, сестрица Олёнушка, пить хочу». — «Терпи, братец Ванюшка». Этот, опять идут. Попало козье копытце. «Попью, сестрица Олёнушка, в этом копытце». — «Не пей, братец Ванюшка, сделаешьсе козликом». Он всё равно по́пил, козликом и сделалсе. Пошли, уж он козлик. Шли-шли. Дошли, этот, до царского дому. Стоит, это, парень на улице: «Оставайтесь у нас, гыт, жить». — «А ты, грит, козлика беречь не будешь». — «Ну, буду козлика беречь». Она согласилась и осталась. А у их ведьма была. Вот ие́ так нарядил, дак уж башше и краше нету, так он ие́ нарядил. Козлика берегут. Ну, и этой ведьме стало завидно. Она взяла Аленушке привязала камень и опустила в реку — потопила. День — другой прошел. И жили сколько время. А этой ведьме стало за́видно, чё он ие́ нарядил, да и берегёт-то элак. Она взела Олёнушке привязала камень на шею и опустила в реку́. День-другой прошёл: «Давай козлика убьём». А он и думаэт: «Чё же она элак козлика берегла, а вдруг убить надо». Ну. Ну опять: «Давай убьём козлика». Сама нарядилась в Олёнушкино во всё. Вот. «Убить дак давай убьём». На́чали котлы кипятить, ножи точить. А козлик: «Отпустите меня на речку водицы попить». Ёво пустили. Пошё ў козлик, бегаэт по берегу: «Сестрица Олёнушка, спаси меня. Ножи точа́т, котлы кипят, меня резать хотят». — «Ой, братец Ванюшка, рада бы я тебя спасти — у меня камень тежёлой привязан, жёлты́м песком меня засыпало». Побега ў-побега ў. Чё сделаэшь? Надо идти. Опять пошё ў, пришё ў. Опять день прошё ў, два. «Давай убьём козлика-та, давай». Опять на́чали котлы кипи́ть, ножи точить. Он опять: «Отпустите меня на речку водицы попить». Оне ево, опять он отпусти л. Он бегаэт по берегу: «Сестрица Олёнушка, спаси меня. Котлы кипят, ножи точа́т меня резать хотят». — «Ой, братец Ванюшка, рада бы, ой, рада бы я тебя спасти, этот, у меня камень тежёлой привязан, жёлты́м песком меня засыпало». Опять побегал-побегал, ушё ў. Этот, опять день прошёл: «Давай убьём козлика». Они опять на́чали котлы кипятить, а он опять на́чал проситьсе на речку водицы попить. Он и грит: «Чё же он проситсэ на речку третьей раз. Ну-ко я пойду, говорит, караулить». И пошё ў. А он прибежал на бе́рег, бегаэт: «Сестрица Олёнушка, спаси!» А этот, он увидел, он махнул платочком, река-то вся обсохла. Оне и достали Олёнушку. И Ва́нюшка стал уж это, не козлик. Кожи уж не стало козьей. На берегу-то оне — в книжке у нас было, — на берегу-то оне все трое стоят. Пришли домой, оне Олёнушке привязали камень, Олёнушку и опустили в реку́. А сами сделали пир дак на весь мир. И я была да мёд пила, в рот не попадало, по усам текло. А и, вся.