p margin:0cm;margin-bottom:.0001pt;text-align:justify;text-indent:30.6pt'>А я видела сама. Мы с одной женщиной пилили дрова. Там пароходы подходили (на дровах ведь ходили в войну-то). Мы с ней сидели, дрова пилили. Пилили, а потом сели отдыхать. Она сидит эдак, от реки ко мне лицом, а я сижу у поленницы спиной, к ней лицом. А ветер бушует, река вот так вертит, вертит, бушует с ветром, волны…

<Это какая река, Шола?>

<Это какая река, Шола?>Нет, Ковжа-река, Ковжа-река. Ветер-то бушует, она вот так вот, эти валы-то ходют, ходют, вертются. Я на реку́ гляжу. А чё, глядеть-то дак неинтересно, йисть хо́чем, чё, в войну голодные были дак. Ну, потом <нрзб.> эдак, волны-то, оттуда как вот так выскочит, один раз, вот так как выскочит, и вот так. Я как ойну. Ну. Ой, я говорю. Я дожидаю, другой раз выскочит, — больше е́дного разу не выскочило.

<А что выскочило?>

<А что выскочило?>Ну, женщина. lang=EN-US mso-ansi-language:EN-US'>

<Голова прямо или вся целиком?>

Голова, голова. Голова выскочила, а она вся, вся у ней мордочка вот с мою руку. Вот такая она. Волосья длинные, по плечам распущены.

<Какие волосы?>

<Какие волосы?>Чёрные, чёрные. И личко эдакое, скудненькое эдакое, скудненькое. Только раз вот так вынырнула. Я ойнула. Она говорит: «Чё ты?» А я ей не говорю. А я говорю, если этого — как сказать? — я скажу ей, а она враспространит по народу, скажет — Матрёна-то видела, и это, скажут, сплетница…